Журналист, путешественник Владимир Жаров комментирует детали своей биографии, учёбу в Находкинском мореходном училище, работу на научно-исследовательских судах в Тихом океане, почти сорокалетнюю трудовую деятельность на Бурятском телевидении, пешие путешествия по зимнему Байкалу, и другие вопросы.

О родителях и детстве в Магадане

– Я родился в 1958 году в Магаданской области, в Екатнинском районе золотодобывающего прииска имени Максима Горького. Перед самой войной это было место заключения в системе ГУЛАГа – заключённые особого режима находились в лагере и добывали золото. Когда я родился, уже ничего этого не было, но мы жили в бараке, который предназначался для тех, кто служил в этой системе. У нас был засыпной многоквартирный барак рядом с речкой, и при наводнении в доме постоянно поднималась вода. Первые яркие впечатления –мы сидим на кровати, вода поднялась где-то на сантиметров двадцать, и мы пускаем кораблики. Папа у меня родился под Самарой, и в 1948 году подростком он был осуждён, и отправлен отбывать наказание в Магадан – как раз тогда, после войны возраст привлечения к уголовной ответственности был снижен до 16-ти или 17-ти лет. Таких, как он было очень много – через Совгавань, через Охотское море они прибыли в Магадан, а в 1954 году случилась амнистия, но отец так и остался в Магадане, поступив там в пожарное училище. А моя мама после восьмого касса уехала со своей мамой во Владивосток, потому что там служил брат, закончила там десять классов, и приехала в Магаданскую область, где как раз открылся горный техникум – у государства были большие планы на этот золотоносный район. После окончания техникума мама получила направление на один из приисков, на который после окончания пожарного училища также получил направление в пожарную часть мой папа – там они и познакомились.

О школьной жизни в Улан-Удэ

– Потом мы переехали в Улан-Удэ, потому что мама у меня отсюда, из Заиграевского района. Родители получили здесь квартиру, и я пошёл здесь в четвёртый класс школы № 35. У нас был удивительный класс – поэтов, хулиганов и актёров – мы принимали участие во всех кружках, читали стихи со сцены, а суббота и воскресенье были посвящены путешествиям. Мы уходили в лес в районе Зверосовхоза на целый день, и никакого особого снаряжения у нас тогда не было – кто-то шёл на лыжах, а кто-то пешком.

Об учёбе в мореходном училище

– Когда я окончил восемь классов, родители переехали обратно в Магадан, там папа пошёл работать в старательскую артель и до пенсии работал бульдозеристом. До восьмого класса для меня не было лучшей профессии, чем геолог – я бредил геологией, мы с другом Юрой Тельцовым (он сейчас живёт в Харькове) ходили в походы, читали книги, и всё время говорили о кострах и маршрутах. Но, неожиданно для себя после восьмого класса я принимаю решение поступать не в горный техникум, а в мореходное училище. Может быть на это повлияло то, что старший двоюродный брат служил на флоте во Владивостоке, и отец много рассказывал о своём деде, который тоже служил на флоте, и был участником войны с Японией 1905 года. Тогда найти объявления о поступлении было сложно, я мечтал об одесском мореходном училище, но, неожиданно мама принимает решение уехать обратно в Магадан. Я стал смотреть училища по дороге на Магадан, и в итоге в 1974 году поступил в Находкинское мореходное училище на судоводительский факультет. В первое время я не выходил из нарядов вне очереди – где-то я опоздал, где-то рванул не в ту сторону – только в марте стал чувствовать себя более или менее уверенно. А что такое наряд вне очереди – вечером после отбоя «нарядчики» остаются и им дают работу – мыть гальюн, коридор, или другое задание, выполнение которого иногда затягивалось до утра. А утром вместе со всеми подъём, и если ты не на вахте, то на учёбу.

О работе в научно-исследовательского флоте

– В мореходном училище я проучился четыре с половиной года, и, в том числе, полтора года, что называется, наплавал на судне. Суда у нас были и научные, и учебные, и производственные. После окончания мореходки я получил направление на работу в Тихоокеанское управление разведки научно-исследовательского флота, где работал на разных судах помощником капитана с 1979 по 1984 годы. Работа была связана с экспедициями в Тихий океан – большей частью, это были совместные проекты с научными судами Северной Кореи по изучению распространения и миграции кальмаров – можно сказать, это была биологическая разведка. Мы работали в Тихом океане недалеко от острова Маркус и спускались к экватору, были и экспедиции в Татарском проливе, в Японском и Охотском морях. Самый длительной рейс был у меня полгода, но это ещё в училище, а после училища мы провели в море четыре с половиной месяца без захода к берегу. Что касается «морской болезни», я всегда первые две недели привыкал, несмотря на то, что, казалось бы, прошёл всего месяц на берегу, но только мы выходили в море, сразу после небольшой качки у меня позывы, которые называются «морская болезнь», начинались заново. Недели полторы постоянной тошноты, но, тебе же никто не говорит: «Володенька, ты иди, полежи, а мы за тебя всё сделаем!» – надо было выполнять свою работу – в северных широтах в межсезонье судно порой за минуты покрывается льдом, и нужно постоянно его окалывать, ведя борьбу за живучесть.

О возвращении в Улан-Удэ и работе на БГТРК

– Я мечтал об Арктике – у меня однокурсники работали на судах, которые ходили в Арктику, и когда мы встречались, они говорили: «Боже мой!», и рассказывали о полярном сиянии, о встречах с медведями, которых они видели в бинокль – для меня это было чем-то родным, потому что я вырос на севере. Арктика стала для меня мечтой, и после необходимой отработки я уволился и уехал в Ленинград. Там я подал заявление в Макаровское училище на свой судоводительский факультет, подумав, что туда будет легче поступить, чтобы потом перевестись на арктический факультет. И я сделал ошибку, потому что со зрением у меня уже стало неважно, и на медкомиссии обратили на это внимание, а на арктическом факультете требования к зрению были более лояльные. Я позвонил отцу в Улан-Удэ, и сказал, что уезжаю на север, в Архангельскую область, а через год буду поступать снова. Но, папа нашёл для меня слова, сказав: «Ну что тебе стоит – приезжай – ты здесь год поживёшь, подготовишься, мама дома, ты хоть нормально поешь в тепле – мы же соскучились!». И это решило мой выбор – я поехал в Улан-Удэ, чтобы пожить год, и снова попробовать поступить в Макаровское училище. Приехал в 1984 году, и вот до сих пор живу.

– В Улан-Удэ я стал думать – куда же мне идти работать? В речной порт – но это не море. А у меня время одно время одноклассники работали на студии телевидения, да я и сам увлекался фотографией, поэтому решил – пойду на телевидение и попрошусь режиссёром. Я пришёл в отдел кадров, где мне предложили профессии, которые мне ни о чём не говорили – электрик, и другие. А потом меня спросили: «А ты слесарем КИП можешь?». Я говорю: «Да легко!». КИП – это контрольно-измерительные приборы, на судах есть приборы КИП для жизнеобеспечения судна (КИП и автоматика выполняют важнейшие функции, которые позволяют вести наблюдение и контроль за работоспособностью оборудования, в частности судовых дизелей – ред.). Они говорят: «Хорошо!», а потом пришёл начальник цеха и спросил, почему я сюда устраиваюсь, что мной движет. Я говорю: «Любовь к Родине!». Меня показали место работы – а там проявочные машины, какие-то столярные приборы, слесарные инструменты. Я говорю: «А где КИПы?». Оказалось, что это и есть рабочее место слесаря КИП, и я должен заниматься ремонтом этих проявочных машин, обеспечивать сохранность и ремонт аккумуляторов и других приспособлений для кинооператоров. И когда я сказал, что хотел быть режиссёром, мне сказали: «Голубчик, у нас же два отдела кадров!». Год я отработал слесарем КИП, и потом попросился в ассистенты кинооператора. Сначала был ассистентом кинооператора третьей категории, а потом второй категории, и через год я понял, что мне сложно будет уехать – я познакомился со своей будущей супругой, а ещё через год у нас родился ребёнок, потом началась перестройка… И я сказал себе: «Мечта остаётся мечтой, но пока надо быть здесь», и я до сих пор нахожусь здесь, в городе Улан-Удэ, на Бурятской студии телевидения, которая сейчас называется БГТРК.

О многодневных путешествиях по льду Байкала

– Когда я приехал сюда, мой младший брат уже поступил во ВСГАКИ, и лето он проводил на турбазе в Максимихе на Байкале. Он меня пригласил сходить оттуда в поход, и с того момента пеший категорийный туризм надолго стал для меня таким основным увлечением. В 1998 году родители переехали в Северобайкальск, и в марте я решил один пройти маршрут от Максимихи до Северобайкальска. Снаряжения не было, палатки тоже, не было газа, не было связи, но потихонечку-потихонечку я всё это преодолевалось. Брезентовую палатку мне сшили друзья, газ мне дали спасатели, с продуктами питания тоже было трудно, но что-то собралось. Сани мне дали сваренные из каких-то труб, а лыжи подарил Юрий Евгеньевич Голиус – они и сейчас у меня лежат, как реликвия. В Максимихе я, помолившись, я встал на лыжи и отправился в ночь на Байкал. Первая палатка у меня была на льду в середине Баргузинского залива, и в первое же утро я ощутил, что такое туман, и что такое сильный ветер на Байкале – когда я стал собирать палатку, у меня улетел тент и что-то ещё из снаряжения. А когда пришёл туман из-за резкого перепада температур, я с ужасом в какой-то момент понял, что меня сейчас раздавит машина, которая внезапно выехала из байкальского тумана – хорошо, что водитель успел затормозить. Это первое путешествие было для меня настоящим испытанием, когда я прошёл по льду Байкала за две недели около трёхсот километров.