Советский и российский киновед и культуролог, доктор искусствоведения, профессор Кирилл Разлогов в программе «Большой повод» на радиостанции «Эхо Москвы» в Улан-Удэ комментирует цель приезда в Бурятию - проведение исследования традиционного российского буддизма как фактора гармоничного взаимодействия различных этносов и культур России на материале жизни, деятельности и наследия Пандито Хамбо ламы Даши-Доржо Итигэлова, поддержанного Фондом президентских грантов, съёмки фильма, посвящённого этой теме, становление героя программы, как киноведа, и другие темы.

О причинах своего нынешнего появления в Бурятии Кирилл Разлогов рассказал следующее: «Это довольно давняя история, если иметь в виду зарождение нашего проекта, связанного с ролью российского традиционного буддизма в решении социальных, гражданских и межрелигиозных проблем в России. Его истоки восходят к моим первым поездкам в Бурятию – это было то ли непосредственно перед, то ли сразу после распада Советского Союза. Я помню, что здесь проходила большая конференция, которая собирал местный институт культуры, тогда уже была мода на посещение дацана. Я познакомился с местными культурологами и с буддизмом этой разновидности. Незадолго до этого я писал большую работу по религиозному началу в индийском кино, был на фестивале в Бомбее, который теперь называется Мумбаи. Поскольку до этого я писал о кино и религии в основном опираясь на католицизм, то, когда я попал в Индию, то подумал, что надо продолжить и в этом направлении тоже. Это было первое моё серьёзное обращение к буддизму, связанное с экранизациями. И когда я оказался в Бурятии, я тоже обратился к буддийским практикам - меня заинтересовали, в первую очередь, повседневные практики - как буддизм живёт в реальной жизни, учитывая то, что был период более или менее насильственного насаждения атеизма. Я воспитан как атеист, и атеистом остаюсь, поэтому мне легче ориентироваться во взаимодействии между различными религиями, а если ты придерживаешься какого-то определённого вероисповедания, то тогда тебе кажется, что ты обрёл истину, а все остальные тебе кажутся заблуждающимися. Вообще же, буддизм - это религиозная практика, наиболее адаптированная к современной жизни».

По словам Кирилла Эмильевича, несколько лет назад его дочь, как продюсер «сделала экспериментальную, игровую и документальную картину «Прикосновение ветра» именно в Бурятии. Я поразился её смелости, когда она просто посадила съёмочную группу на машину, и привезла её через всю страну в Бурятию, сняла фильм, и картина на удивление получилось – у неё очень серьёзная фестивальная судьба. Эта история опять-таки укрепила мой интерес и мои связи с Бурятией – и у дочери тоже, не только у меня. Ещё одна вещь, которая на меня в этом плане повлияла – я был членом жюри фестиваля мусульманского кино в Казани, и там узнал, что существует организация, которая специально занимается ролью мусульманства в российской культуре. Я подумал – роль мусульманства есть, а роли буддизма почему-то нет, о ней не говорит ни буддийская общественность, ни мои коллеги-культурологи, которые призваны всем этим заниматься. Поэтому, когда был объявлен конкурс на президентские гранты, мы подумали, и решили попробовать безо всякой надежды на успех. У нас была немножко авантюрная идея предложить такую двоякую работу, которая включает обе мои специализации – и культурологию, и кино - о миротворческой роли и роли для взаимопонимания культур, народов, этносов в России именно российского буддизма. Проект складывался из двух частей - одна часть научно-исследовательская, здесь наша главная задача - соединить взгляды на современное бытование буддизма и буддийских практик в современной культуре, как в буддийских регионах, так и на территории страны в целом. А вторая часть проекта художественная, творческая. Когда я впервые приехал в Бурятию, Итигэлова ещё не извлекли из земли, а теперь он - одна из самых ярких достопримечательности Бурятии, по-человечески понятных, но загадочных. Сегодня я впервые его увидел во дворце, где он живёт, существует, а у одного из режиссёров «Прикосновения ветра» Елены Демидовой был замысел в этом плане - вернуться в Бурятию и сделать фильм о феномене Итигэлова».

Герой программы «Большой повод» задаётся вопросом: «Почему эти две части проекта помогут понять, что происходит?», и сам же на него отвечает: «Потому что для научного доклада Итигэлов - одна из тем доклада, но не центральная, есть много сопутствующих исторических линий, связанных и с историей его перевоплощения. А фильм – это интересно для зрителя, и Итигэлов там будет основной темой. В итоге происходит взаимообогащение и того, и другого – мы начинаем понимать феномен Итигэлова как феномен культурной, и как феномен, влияющий на жизнь людей, а с другой стороны, создатели фильма начинают понимать, что за этой историей лежит очень многоплановая, социальная, культурная, и прочая практика. Сейчас, когда мы неожиданно для самих себя получили президентский грант, нам это очень помогло в разработке этого проекта. К нам сразу изменилось отношение серьёзных организаций, банков - вдруг проблемы с финансированием стали решаться значительно проще и быстрее. Отчётность по гранту строгая, но не безумная. Параллельно мы делали большой проект по национальному кинематографу с другим фондом, и там отчётность безумная, там 90 процентов времени уходит на то, чтобы проверять и перепроверять копейки».

По словам Кирилла Разлогова, «работа по гранту короткая, рассчитанная на год. За это время мы должны сделать доклад совместно с представителями буддийского духовенства, представителями бурятской науки и московско-петербургской группой специалистов разных профилей и разных методологических и прочих позиций. В этой множественности точек зрения мы постараемся найти некую, как сказал лидер буддийского духовенства Бурятии пандито Хамбо лама, прорывную идею. С этим здесь были связаны многие дискуссии во время нашего пребывания, и я отвечал, что если бы мы знали, что это за прорывная идея, проблемы бы не было – наш проект как раз и будет поиском этой идеи. Удастся ли нам её найти или не удастся - это тоже вопрос открытый, но мы будем нацелены на то, чтобы найти некие решения проблемы, которые пока никто не знает. Согласно условиям гранта, и фильм, и доклад будут широко популяризированы в учебных заведениях, в научных кругах не только буддийских регионов. Фильм, мы надеемся, будет показан по всей стране в кинотеатрах, и в особенности, в киноклубах, потому что наш партнёр ВГИК, где я как раз работаю, имеет отдел, которому поручено работать с киноклубами. С телевидением сложнее, но мы надеемся не только на бурятский «Тивиком», но и на федеральные каналы, нишевые каналы, а может быть и что-то более серьёзное, имея в виду, что я работаю на телеканале «Культура» - вполне возможно, что нам удастся этим проектом заинтересовать и телеканал «Культура». Фильм мы надеемся завершить где-то к первому июля, и планируем его показать на фестивале «Окно в Европу» в Выборге, и на местных фестивалях, которых сейчас довольно много – есть фестиваль в Чите совсем рядом с вами. Если говорить о перспективе, то мои коллеги по Новому институту культурологии – организации, которая получила этот грант, думают о том, что это может быть пилотный проект по исследованию и популяризации различных культур и верований на территории нашей страны. Мы начали, можно сказать, с очень выигрышного материала, очень глубокого и многопланового по своим связям – возможно, в дальнейшем мы будем работать на этой методологии и с локальными материалами».

Любовь к кинематографу, по словам Киррила Разлогова, зародилась у него во Франции, куда его отца отправили работать в торпредстве: «Я пошёл учиться во французский лицей, выучил французский язык, и здесь возник кинематограф. Единственным развлечением для меня тогда было кино – мне разрешали ходить в кинотеатры только на второй прокат, чтобы цена билета не была больше двух франков – обычно через год-полтора после премьеры, поэтому на старые фильмы я мог ходить свободно, и делал это два-три раза в неделю, плюс уже тогда у нас появился телевизор. Это был 1960-1961 год – период удивительного подъёма киноискусства. В газетах, которые отец приносил домой, я читал только одну страницу про кино, всё остальное меня мало интересовало. С этого момента я постепенно перевернул свою биографию в сторону кинематографа».

О том, как увлечение стало профессией известный киновед рассказал следующее: «Когда мы вернулись в Москву, я продолжил увлекаться кино, но в менее благоприятных условиях, что касается репертуара. Ограничения в СССР были очень жёсткие, но уже появился Московский международный кинофестиваль, и я стал киноманом, который ходил на все эти мероприятия. Я стал работать синхронным переводчиком фильмов в основном с французского, на потом и с английского, а потом и с немецкого, и с итальянского. Я переводил фильмы без текста, на слух. Этот перевод не фиксировался, а первые попытки записать их на плёнку были с моим переводом «Крёстного отца», но это было значительно позже. А синхронным переводчиком я стал случайно. Тогда одним из немногих мест помимо «Совэкспортфильма», где можно было смотреть непрокатные зарубежные картины, были высшие курсы сценаристов и режиссёров, и я, как и многие мои коллеги-киноманы, пытался пролезть на эти сеансы, прятался за креслами, под столами, а меня выталкивали и прогоняли. Кстати, сейчас в этом здании, где был театр-студия киноактёра, я сейчас преподаю историю кино. И так случилось, что приятельница моей мамы и внучка Станиславского - специалист по стихотворному переводу с французского, устроила меня преподавать французский язык дочери своей знакомой. Когда я пришёл к этой девочке, то дверь мне открыла заместитель директора высших курсов сценаристов и режиссёров, которые меня прогоняла со всех просмотров. С этого момента я смог ходить на кинопросмотр абсолютно законно. Там как-то раз не пришёл переводчик, и меня попросили перевести фильм. Это было настолько удачно, что с тех пор меня просили это делать регулярно. Потом с некоторыми усилиями меня протолкнули в касту синхронных переводчиков на Московский международный кинофестиваль. Мой первый фильм там назывался «Вперёд, Франция!» - словесная комедия между французским и английским языком, и все были убеждены, что сходу никто этот фильм перевести не сможет, но я перевёл, и со следующего дня меня начали приглашать ежедневно на те фильмы, которые не были переведены, диалоги не были записаны, и их надо было переводить сходу. С тех пор я стал зарабатывать очень приличные деньги – перевод фильма стоил 7 рублей 50 копеек, стипендия в университете у меня была 33 рубля, и за несколько дней я зарабатывал месячную стипендию, заодно смотря новые фильмы, которые никто не видел».

По словам Кирилла Разлогова, «начиная с 1960 года я в среднем смотрю тысячу фильмов в год. Не все полностью, и не все в кинотеатрах – что-то в интернете, что-то по телевидению, но в совокупности я это делаю каждый год. Есть «запои» – это кинофестивали, когда я смотрю по пять-шесть фильмов в день. Я всегда стараюсь посмотреть фильм от начала до конца, несмотря на его качество, потому что две мои специальности – культуролог и киновед – взаимно дополняют друг друга. Культурологу может быть интересен самый плохой фильм, а киновед, конечно, старается выбирать самые достойные картины. Фильмы я стараюсь не выбирать – я считаю, что судьба их выбирает за меня. Когда у меня есть необходимость выбрать, тогда я выбираю по имени режиссёра, по его репутации, по прессе, но значительная доля того, что я смотрю - это мировые премьеры, то есть, фильмы, которые никто не видел, и про которые никто ничего не написал. А вообще я стараюсь смотреть фильмы наугад, потому что среди них может быть что-то такое, что вдруг откроет мне глаза. От идеи посмотреть все фильмы, которые нужно посмотреть, я, к сожалению, вынужден был в какой-то момент отказаться – это невозможно. Известные фильмы, о которых говорят, я считаю, что рано или поздно они до меня дойдут, и полагаюсь на случайности, потому что именно в момент случайной встречи с фильмом возникает что-то такое».