Руководитель группы «Метрополь» Михаил Слипенчук хорошо помнит кризис 1998 года. Этот опыт, говорит он, помог ему быстро сориентироваться осенью 2008 года и подготовиться к новым ударам. И хотя ошибок избежать не удалось, «ни деньги, ни свободу мы не потеряли», подводит сейчас Слипенчук итоги достаточно непростого прошедшего года. Как скоро можно будет говорить о полном завершении кризиса и как «Метрополь» собирается жить в новых условиях, Михаил Слипенчук рассказывает в интервью РБК daily.

— Как прошел для вас кризисный год?

— В конце 2008 года у нас было сложное время, уже через два дня после банкротства Lehman Brothers все банки закрыли лимиты, ликвидности не стало. Но мы устояли, прежде всего за счет диверсификации бизнеса. Все проекты, которые не приносят моментальной прибыли, были закрыты или заморожены. Собственного портфеля у нас не было, и «Метрополь» потерял всего 10 млн долл. — на эту сумму у нас были в залоге акции KrasAir.

Помня о кризисе 1998 года, мы первыми начали сокращения персонала — с 1600 до 1000 человек. Зарплаты были урезаны в среднем на 30—50%. Все, что у нас было, я «слил в один ручей». Я отменил все бюджеты, провел секвестр всего и вся, лично сидел и подписывал разрешения на отпуск денег на все, вплоть до карандашей. Поэтому «Метрополь» ни на минуту не остановился, мы всегда были платеже­способными, пусть и далось нам это нелегко. И хотя обороты и уровень доходов у нас упали вдвое, считаю, что кризис мы прошли хорошо.

— Кризис повлиял на стратегию «Метрополя»?

— Со своей стратегией мы определились давно. Когда на российский рынок в середине 2000-х стали заходить крупные мировые игроки, я понял, что не хочу тратить деньги на развитие инвестбанковского направления, поскольку мы все равно не сможем конкурировать с ними по количеству денег. Мы не стали развивать брокеридж, а ушли в сферу прямых инвестиций, чтобы получить максимальную капитализацию. Эта стратегия себя оправдала, потому что, когда наступили margin-call и stop-loss, в нашем портфеле ничего не было. С другой стороны, активы перестали торговаться и их цена сейчас непонятна. Но из-за того, что нам удалось сохранить ликвидность, нам ничего не пришлось продавать — ни одного distressed-актива не образовалось.

В кризис в России почти весь бизнес стал государственным — одни компании потеряли деньги и свободу, а другие — деньги и... свободу. Мы же и деньги не потеряли, и свободу сохранили.

— И сколько лет вы хотите быть свободными?

— В начале 2008 года к нам пришел крупный мировой инвестбанк с предложением войти в капитал и стать его подразделением. Сейчас я могу сказать — это был Lehman Brothers. Меня заинтересовала эта тема, я решил узнать, сколько мы стоим. В течение 2008 года я провел переговоры с четырьмя банками, с одним из них мы даже чуть ли не по рукам ударили. Это произошло 11 сентября, а 14-го было объявлено, что Lehman — банкрот, 15-го все начало рушиться. Ну а дальше идея потеряла смысл.

Когда выяснилось, что конкуренция на рынке инвестиционно-банковских услуг серьезно упала, когда ведущие мировые банки ушли, то мы пришли к выводу, что надо вернуться к тому, от чего мы отказались в последние пять лет, — заняться серьезными инвестициями в инвестиционно-банковское направление. Я поставил задачу перед финансовым сектором группы увеличить объем операций в четыре-пять раз.

— На что еще собирается делать ставку «Метрополь»?

— Я решил сосредоточиться на том, что уже есть, в частности, в сфере девелопмента это «Метрополия», остров Святого Марка в Черногории. Последний проект на выходе, там мы получим все разрешения правительства в течение двух месяцев.

— Какие девелоперские проекты у вас есть?

— Мы строим офисный комплекс в Улан-Удэ. Также я обратился к правительству Бурятии с предложением построить бизнес-терминал в аэропорту Улан-Удэ. Сейчас мы подали документы и ждем разрешения на землю. Уверен, что Бурятия будет набирать обороты в связи с тем, что там расположена рекреационная зона, Байкал близко плюс уникальная этническая культура. Опять же до Китая лететь два часа, до Японии — четыре часа. Я уверен, что в Бурятию будет летать все больше и больше VIP-персон. Только в этом году на Байкале побывали Дмитрий Медведев, Владимир Путин, Сергей Миронов, Игорь Шувалов, Алексей Кудрин, Сергей Шойгу. При этом здание аэропорта в ужасном состоянии, потому что австрийцы, нынешние его владельцы, там ничего не делают. Необходимо или строить новый терминал, или реконструировать старый, но его нужно еще выкупить у австрийцев Я предложил им 1 млн долл., они просят 5 млн. Но миллион долларов я потрачу на новый терминал, поэтому дороже выкупать вообще нет смысла.

— А инфраструктурные проекты вам интересны?

— Компания «Запсибгазпром», которая находится в управлении у «Метрополя», выиграла тендер на строительство инфраструктуры в туристско-рекреационной зоне «Байкальская Гавань» в Бурятии. Работы уже начались: строятся водопровод, канализация, дороги.

— А в Сочи почему не пошли?

— Как финансовая группа, мы не любим покупать активы, вокруг которых царит ажиотаж.

— Как развиваются ваши горнорудные проекты?

— На сегодняшний день мы ни одного нового проекта не стали развивать, сосредоточившись на развитии уже существующих проектов, которые имеют ближайшую перспективу. Например, Озерное месторождение. Мы выкупили долю у своих партнеров Lundin Mining, сейчас у нас 100% в этом проекте.

— Уход Lundin Mining создал для вас проблемы?

— Для нас это была большая неприятность. Наши партнеры были профильным инвестором, оператором проекта, тогда как мы являлись финансовым инвестором. Плюс то, что они еще с прошлого года прекратили финансирование. В этой ситуации единственный правильный путь — buy-back. В то же время технических трудностей не возникло: мы в этом бизнесе с 2004 года, создали управляющую компанию «Металлы Восточной Сибири», которая укомплектована великолепными специалистами, готовыми взять на себя оперативную работу.

— Почему не состоялась сделка по вхождению в проект компании «Русинвестпартнер», СП «Ростехнологий» и «Реновы»?

— Те условия, которые были предложены, нас не устроили.

— Сколько вам нужно для проекта по Озерному месторождению?

— Около 1 млрд долл. Нужно построить ГОК, железную дорогу, электростанцию, карьер. Все остальное уже есть: поселок построили, дорогу отремонтировали, мосты построили, добычу начали. Естественно, в одиночку нам весь проект не потянуть, мы сейчас активно ищем либо портфельного инвестора, либо долговое финансирование.

— Наверное, с ВЭБом ведете переговоры?

— С ВЭБом, но также работаем с гонконгскими фондами, с китайскими профильными компаниями. Совсем недавно к нам обратились два ведущих мировых инвестбанка с предложением по сотрудничеству. А еще есть золотое месторождение рядом с Озерным, разработка которого вошла в активную фазу.

— Вы ведь подавали заявку в инвестфонд на финансирование строительства железной дороги. Какова ее судьба?

— Подавали. Денег в инвестфонде нет. Поэтому сейчас есть три варианта. Первый — инвестпрограмма РЖД, эта дорога вошла в программу до 2030 года. Второй вариант — деньги инвестфонда через программу правительства Бурятии. Третий путь, который я вижу, — частные деньги. Но в этом случае надо сначала запустить ГОК, наладить автомобильные перевозки, а когда пойдет cash flow и вырастет капитализация, уже начать строительство железной дороги.

— Сколько потребуется денег на это?

— В нормальных условиях 1 км дороги стоит 1 млн долл. Там с объездными путями — почти 180 км, но сколько в таких сложных условиях это будет стоить, я не знаю.

— На какие доходы от этого проекта вы рассчитываете?

— Там будет добываться свинец, цинк, золото. При запуске на проектную мощность cash flow будет около 1 млрд долл.

— Основной покупатель — это Китай?

— Можно рассматривать и других покупателей, но Китай — самый правильный с точки зрения логистики.

— А не думали сами построить цинковый завод?

— Я об этом думал, даже купил Первомайскую ТЭЦ, но это другая история, другой проект. Сначала мы запустимся на Китай, а потом будем думать.

— Собственный завод — это большая добавленная стоимость?

— Не очень большая, но это дает диверсификацию, бизнес получается более устойчивым. Если упадет спрос на концентрат, наличие собственного завода будет страховкой. Кроме того, у нас была еще идея построить при заводе свой склад, сертифицированный Лондонской биржей металлов, — тогда многие вещи вообще упрощаются, не надо транспортировкой заниматься. Это очень удобно: клиенты будут брать на LME контракт, а мы его исполнять. Но это стратегически.

— Что с Холоднинским месторождением, которое, как выяснилось, находится в охранной зоне Байкала?

— Нам удалось обратить внимание российских властей на эту проблему, принятие решения вышло на правительственный уровень. Думаю, в ближайшее время добьемся изменения условий. Главное — это экологически безопасный метод добычи. Мы предложили организовать переработку за водоразделом Байкала, — это где-то 18 км от месторождения.

— В какой стадии этот проект?

— Мы построили поселок, но дорогу по закону не можем строить — территорию надо исключить из туристско-рекреационной зоны или принимать специальное постановление правительства РФ. Потому что закон об охране Байкала хорош, но в случае его выполнения каждый человек становится потенциальным преступником: вы ловите рыбу — нарушаете закон, вы строите дорогу — нарушаете закон, вы живете там — опять нарушаете закон. То есть закон носит запретительный характер, а должен носить разрешительный с контрольными функциями. Премьер-министр Путин был на Байкале, он в курсе проблемы. То есть до всех тех людей, которые принимают решения, эти вопросы доведены, и мы теперь ждем результата.

— В свое время вы планировали провести частное размещение или IPO горнорудной корпорации «Металлы Восточной Сибири».

— Была такая идея — создать новый бренд в горной добыче и вывести его на рынок. Но мы были вынуждены ее приостановить, потому что рынок оказался не готов. Но этот проект мы не оставили, сегодня эта идея снова назревает, думаю, что мы сначала проведем private placement, а затем IPO.

— Когда, вы считаете, закончится кризис?

— Я считаю, что об окончании кризиса можно будет говорить тогда, когда людей начнут переманивать более высокими зарплатами, когда это станет массовым явлением. Если говорить о финансовом кризисе, то он, считаю, уже закончился в конце лета — начале осени, когда появилась активность на рынке аренды. Экономический кризис еще не закончился, потому что деньги из финансовой системы до предприятий не дошли. Но деньги начинают «давить на клапан», они будут потихоньку переливаться в реальный сектор. И как только это станет массовым явлением, кризис закончится. Думаю, это произойдет к осени этого года.

Публикуется в сокращении