В беседе с главным редактором журнала "РФ сегодня" Юрием Хреновым Президент Бурятии рассказал не только о жизни республики, но и поделился своими размышлениями о путях развития России.

Госполитика обязана иметь много акцентов. В том числе и забайкальский

— Леонид Васильевич, Республика Бурятия находится далеко от Москвы. Это хорошо для руководителя или нет?

— Да, далековато мы от столицы, поэтому очень хорошо чувствуем пространственную компоненту нашего государства. Вы, возможно, политический подтекст вкладывали в вопрос, но я прежде всего смотрю на него через призму экономики. Транспортная составляющая для экономики Забайкалья - что на Восток, что на Запад - огромна. Это не может не сказываться на специфике развития производительных сил всех отдаленных регионов России, где транспортные затраты вкупе с трудоемкими отраслями, в основном обеспечивавшими рабочие места, обусловливали нерентабельность продукции.

— Остро стоит вопрос железнодорожных тарифов?

— Я и говорю как железнодорожник. В обширнейшем российском экономическом пространстве нужны транспортосберегающие технологии. А если говорить о Забайкалье, то должен сказать, что в огромном Сибирском федеральном округе размывается территориальная специализация. Посмотрите, что было раньше? Красноярский край развивался по особым постановлениям ЦК КПСС. Дальний Восток, несмотря на то что дальний, но как "земля нашенская" в государственной политике всегда учитывался. Так получилось, что Забайкалье не вписывалось ни в специализацию Восточно-Сибирской зоны, ни Дальнего Востока, оставаясь своеобразным серым пятном. В свое время мы даже выходили с предложением сделать его отдельным экономическим районом, но начались перестроечные дела, и все было похоронено.

Далее. Есть проблема "байкальского фактора". Замечательно, что принят Закон об охране Байкала. Но как-то не очень здорово, что основную финансовую нагрузку несет Бурятия, а рентный эффект получает могучая Иркутская область. Нас по промышленности и сравнить нельзя с иркутянами - там энергетика, нефтехимия, чего только нет. Но надо считать и затраты, которые несет республика, находясь в особых условиях хозяйствования.

— Поясните, пожалуйста.

— Бурятия - это водосборная площадь Байкала. В озеро впадает 336 речек! Поэтому охране Байкала мы уделяем особое внимание. Что это значит? Нельзя размещать на этой территории все, что хочется, - озеро угробишь, Поэтому мы впервые в мировой практике, хочу похвалиться, на своем ЦКК применили замкнутый водооборот. На той же основе иркутяне хотят возродить Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат. А сделать это нужно было давным-давно, комбинат-то уже 40 лет отравляет Байкал. Когда я упоминаю об этом, иркутяне обычно на меня обижаются. А нужно не обижаться, а просто позаимствовать наш опыт: мы-то давным-давно заключили договоры с нужными институтами, заручились поддержкой Госплана и внедрили замкнутый цикл. Так и работаем сейчас. Но экологические ограничения уже явно тормозят дальнейший экономический рост республики.

— Выход видите?

— Вижу варианты. Сейчас водный налог полностью централизован. Было бы справедливо часть его оставлять в республике. У нас есть методики, как это сделать. Еще одна проблема - высокий уровень тарифов на энергоносители. Они в 3,5 раза больше, чем в соседней Иркутской области. Тоже есть решения. Например, Архангельской области и дальневосточникам в сходной ситуации Правительство выделяет субвенции. Значит, и нашу республику тоже можно поддержать. К тому же у нас еще есть проблемы, которые требуют поддержки федерального центра, они связаны с БАМом, строительство которого завершилось в прошлом году.

— Как это в прошлом?

- Северо-Муйский тоннель БАМа, самый длинный в России, открыли только в 2004 году. Теперь надо решать проблему с жителями поселка Тоннельный. Они остались без работы, нужно переезжать на новое место. А строительная компания никаких обязательств на себя не взяла. Государство в долгу перед строителями магистрали: люди ехали на БАМ не только "за длинным рублем", это в первую очередь патриоты, романтики, неравнодушные люди... Так и остались жить в хибарках, надеялись получить нормальное жилье, работать здесь... Увы, исторический катаклизм перечеркнул бамовский проект. А люди остались с большими проблемами: тем, кому было 20, сейчас уже 50 лет. Перспектив - никаких. Мы их трудоустроить не в состоянии, в республике сложно с рабочими местами. Поэтому бывшим строителям БАМа придется уехать. А на переезд требуются средства.

Дробность административного деления – тормоз экономического развития

— Опустынивание, обезлюживание... Возможно, укрупнение регионов позволит решить данную проблему? Как вы, кстати, относитесь к этой идее?

— Я - за укрупнение. С территорией России, конечно, не сравнится ни одна страна. Но все же возьмем самые крупные, В США - 49 штатов, 1 округ, в Китае где-то 28 провинций, в Индии, Бразилии - тоже до 30, а у нас 89 субъектов. Дальше такая дробность административно-территориального деления, на мой взгляд, нетерпима. Поэтому я - сторонник создания Прибайкальского края в составе Иркутской и Читинской областей, Республики Бурятия, Усть-Ордынского Бурятского и Агинского Бурятского автономных округов. В рамках этого мощного, самодостаточного края Байкальской природной территории можно проводить единую экономическую и экологическую политику, рационально осваивать хозяйственный комплекс Байкала.

— Вы готовы поступиться и политической самостоятельностью Бурятии?

— Разве это обязательно? Вспомним историю. Бурятия входила в Дальневосточную Республику, Сибирский край, Восточно-Сибирский край, но ее статус как республики не менялся. В советский период существовало три уровня государственного управления: Совет Министров СССР, Совмин РСФСР, Совмин Бурятии. Сегодня иерархия госуправления могла бы выглядеть так: Правительство России, правительство Прибайкальского края, правительство Бурятии.

— А федеральный округ?

— Он функционально сохраняется. Но административно-территориальный Сибирский ФО будет выглядеть так: Западно-Сибирский край, куда бы вошли Новосибирская, Омская и Томская области, Южно-Сибирский край - с Кемеровской областью, Алтайским краем и Алтайской республикой. А Восточно-Сибирский - это Красноярский край с Тывой, Хакасией плюс Прибайкальский край. В СССР административная дробность территорий компенсировалась тем, что они входили в 19 экономических районов, в пределах которых и шло планирование. С распадом Союза исчезло не только централизованное планирование, но и вообще политика крупных хозяйственных комплексов.

— При том, что мы пережили "праздник непослушания", парад суверенитетов и большой самостийности регионов...

- Да, и вот эта раздробленность ныне становится тормозом социально-экономического развития. Но надо учитывать, что укрупнение — процесс тонкий, проводить его надо очень осторожно. Почему Бурятия в отличие от республик Поволжья должна потерять республиканский статус? Пусть она войдет с ним в Прибайкальский край.

— То есть объединение должно быть больше экономическим, чем политическим?

- Совершенно верно. С преобладанием экономической части и сохранением государственности, национального языка и культуры.

— В Прибайкалье ведь непростая организация национальных отношений. На сегодня у ваших иркутских соседей народа побольше, чем в Бурятии, но статус области — ниже, чем статус республики. Тоже вопрос...

- Так считается. На самом деле при заключении Федеративного договора какое-то статусное преимущество получили лишь Татарстан, Башкортостан и Якутия. Остальные остались при своих интересах. Единственная разница: у нас - министерства, а в Иркутской области - управления. Соседи над нами даже подтрунивают по этому поводу...

— В некоторых областях и краях тоже есть министерства...

- Конечно. Тот же Хабаровский край возьмите и другие регионы.

Геополитическое поражение русского этноса

— Есть такие понятия, как "окраина" и "провинция". Какое из них более применимо к Бурятии? Например, Приморье называют окраиной, но не провинцией.

- Мне посчастливилось жить в советскую эпоху, и могу с уверенностью сказать, что в бытность СССР Бурятия не ощущала себя ни окраиной, ни провинцией. Мы занимали серединное место среди других регионов. Почему? Потому что очень четко и жестко работала система выравнивания социально-экономического развития территорий.

— Была такая организация — СОПС...

— Да, Совет по изучению производительных сил. Мало того, действовал институт Госплана с его системой плановых цен и едиными производственно-технологическими цепочками, общим числом, кажется, 8. Какая-то продукция была заведомо планово-убыточной, но в каждой технологической цепочке получалась итоговая рентабельность. Теперь мы в другой реальности. Жестокая конкуренция в рыночной экономике ставит вопрос ни больше ни меньше как о самом существовании целых территорий. Наши предприятия специализировались на добыче стратегического сырья и выпуске оборонной продукции. Это не только затрудняло, но часто исключало для них возможность адаптации к новым условиям. Но что делать людям? Как жить? Всем переселиться в Центральную Россию, а кто будет сберегать жизненные пространства на востоке?

— Рядом Китай...

— Да, рядом Китай. И спрашиваешь себя: ну почему Россия отовсюду бежит - из СНГ, из Сибири, с Дальнего Востока? Где же мы остановимся?

— Впору вспомнить: "Велика Россия, а отступать некуда". До Волги, что ли?

— Правильно. Где же мы должны застолбиться? Я не националист, не шовинист. Но мы, русские, как государствообразующая нация, обязаны ответить на этот вопрос. Ситуацию, которая складывается, я бы назвал геополитическим поражением русского этноса и всего российского народа. Тут нет никакой драматизации, увы, это реальность. Мы покидаем пространство, которое Россия собирала 300 лет. Сплошь помеченное холмиками русских могил. В той же Средней Азии я приходил к захоронениям моих соотечественников, чтобы поклониться им. Кстати, туркмены относились и относятся с большим уважением к русскому народу. Сохраняя свою культуру и традиции, они через русский язык впитывали не только ценности русской, но и мировой культуры, тем самым обогащая себя. И когда мы сжимаемся, скукоживаемся в пространстве, я, как патриот, как гражданин России, как россиянин, спрашиваю себя: а что же происходит? Неужели мы не можем обустроить наше пространство, создать приемлемые условия для жизни людей?

— А ваши-то предки каким образом оказались в Бурятии?

— У меня родословная старообрядческая. Ведется с момента, когда Екатерина приверженцев старой веры по религиозным мотивам сослала в Забайкалье и другие места России.

— К слову, я с большим интересом прочел книгу Фирса Болонева о старообрядцах Забайкалья.

— Хорошая книга. Досадно сознавать, что сейчас политики, на мой взгляд, по удержанию восточных пространств не существует. В Забайкалье и на Дальнем Востоке, составляющих 41 процент территории России, живет лишь около 9,5 миллиона человек. В Москве больше! Мало того, продолжает убывать и это население. Кто придет и займет освободившееся пространство?

Не только Бжезинскому с Олбрайт думать о нашей стране

— Леонид Васильевич, недавно бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт задалась вопросом: "Зачем русским такая большая Сибирь?" Может, она права? Раньше мы обеспечивали преференции людям, ехавшим в дальние точки Союза строить города, создавать инфраструктуру, самоутверждаться. Теперь говорят, что овчинка выделки не стоит, а качать нефть можно и вахтовым способом.

— А удержим ли мы тогда северные и восточные территории?

— И еще. У нас есть проблема Кавказа. Перенаселенный регион, недостаток земли, отсутствие рабочих мест. Разве нельзя построить миграционную политику так, чтобы людям с Кавказа предложить какие-то привилегии, побуждающие их к переселению на восточные земли? Может, мы и войны в Чечне тогда бы не имели, и ныне взрывоопасного Дагестана...

— Совершенно правильно. Проблемы Кавказа, на мой взгляд, во многом возникли в результате отсутствия продуманной государственной миграционной политики. Я три года возглавлял облисполком самой южной области Туркмении, там, где знаменитая Кушка.

— ...как говорилось: "Дальше Кушки не пошлют. Меньше взвода не дадут".

— Известная поговорка. Потом было ее продолжение: "Оказалось - нас надули, очутились мы в Кабуле". Так вот, сейчас мало кто знает, что построенный в советское время по решению Сталина Каракумский канал дал жизнь туркменскому народу. До этого в республике были тяжелейшие условия. И все же проблемы с трудоустройством оставались. Но забота руководства об освоении востока страны привела к появлению нескольких, если мне память не изменяет, туркменских деревень в Амурской области. Действовала система коэффициентов для закрепления. Нужна дифференцированная система надбавок. И она должна работать на освоение пространства!

— Сколько населения в Бурятии сегодня?

— По итогам последней переписи - 969 тысяч.

— А сколько надо, чтобы край нормально обустроить?

— Если сравнить площадь республики с территорией Японии, это - 351 и 357 тысяч квадратных километров. У нас проживает около 1 миллиона, у них — 126 миллионов человек. Обезлюживание Сибири и Дальнего Востока ведет к фрагментарному экономическому пространству, разрыву хозяйственных связей. Бжезинский пророчит неизбежность распада России, превращения ее в конфедерацию.

Я противник такого расклада. Уверен, что мы должны прийти к такому федеративному устройству, при котором экономическая самодостаточность новых территориально-административных образований будет обеспечиваться за счет максимальной мобилизации внутренних ресурсов. Вот что должно состояться в России, иначе прогноз Бжезинского реализуется. К этому может привести социальная необустроенность территории.

— Маргарет Тэтчер как-то обронила мысль о том, что экономически целесообразно иметь на просторах тогда еще Советского Союза всего 50 миллионов жителей. Да и среди российских отцов реформ были такие, кто считал приемлемым пожертвовать ради них тремя десятками миллионов жизней своих соотечественников.

- Маргарет Тэтчер это выгодно. Но как воспринимать отечественных политиков, планирующих геноцид собственного народа?

«Поощрять рождаемость»

— Давно еще состоялся у меня разговор с Андреем Николаевым, тогда начальником погранвойск России. У него есть своя теория госграниц. Их линия, считает он, это равнодействующая двух противоположно направленных сил. Когда молодая, здоровая, сильная нация осваивает новые земли, то она останавливается на том рубеже, где ей противостоит другая нация. Таково естественное установление границ. Так рубежи Российской империи с Афганистаном прошли по Пянджу, с Китаем здесь, с Монголией там... Сегодня же страна настолько обессилена перестройкой, что не в состоянии обеспечить хотя бы на границе необходимый напор противостояния. А извне довлеет мощно развивающийся Китай. Где же наша выверенная демографическая политика?

— Пока ее, к сожалению, нет. Население убывает страшными темпами. Естественная убыль - порядка 1 миллиона человек в год, да еще демографическая убыль, которая за последние 10 лет по Дальнему Востоку и Забайкалью составила около 1 миллиона. Да еще 25 миллионов наших соотечественников остались за пределами России. А ведь в бывшие союзные республики уезжали в свое время самые мобильные, самые деятельные люди. Обращусь к моим корням. Приходили старообрядцы, например, на новое место, строились, сеяли хлеб. Народу прибавлялось, начинало недоставать земли — снимались и в путь. Новую деревню выстраивали. Так и заселялась территория Сибири и Дальнего Востока. Если госполитика не повернется в сторону создания условий для закрепления людей, это огромное пространство начнет рассыпаться, заполняться чужаками. Китайцами или кем еще. Но процесс пойдет.

— Вопросов больше, чем ответов. Что делать?

— Поощрять рождаемость. В советское время мать-героиня кроме пособия имела очень престижный статус.

— А вы как руководитель можете установить какие-то привилегии, принять меры для исправления демографического кризиса в пределах своей территории?

— Есть республиканский закон о многодетных семьях. В меру своих сил что-то делаем, но капитально поддержать пособиями, квартирами бюджет не позволяет. Это реально сделать только в рамках большой государственной политики. В Бурятии, как в целом по стране, смертность выше рождаемости, хотя наша динамика получше, чем в среднем по России. Но уезжает людей больше, чем приезжает. В итоге механическое сальдо миграции отрицательное. Положение постепенно стабилизируется. Но надо понимать: будет расти уровень жизни - люди будут закрепляться. И детей станут рожать.

Не бедна бурятская земля. У нас солидная минерально-сырьевая база. За последний год отлицензировано пять крупных месторождений - свинца и цинка, золота, бериллия... Однако слабая дорожная и энергетическая инфраструктура снижает инвестиционную привлекательность республики. Мы делаем упор на собственные силы, но и федеральный центр должен помочь, например в софинансировании по социальной инфраструктуре. Снимем остроту с жильем - сразу дадим импульс экономическому росту.

«Я промышленник до мозга костей»

— Леонид Васильевич, скажите, как удается вам держать высокие темпы в промышленности в Сибирском округе?

- Я сам до мозга костей промышленник, знаю все резервы нашей индустрии и делал все для того, чтобы спасти ее. В экстремальных условиях, например, в 1997 году ввели особый режим управления и приостановили спад. Мой родной локомотивовагоноремонтный завод удалось сохранить благодаря помощи тогдашнего министра путей сообщения Николая Аксененко, а затем Геннадия Фадеева, они прислушались к моей просьбе не подвергать предприятие немедленной приватизации. Оно вошло в состав Восточно-Сибирской железной дороги и выстояло, набирает силу. Сейчас в коллективе уже 8,5 тысячи работающих. Посетив его, полпред Президента в СибФО Анатолий Квашнин поразился порядку, чистоте, обустроенности цехов и признался, что не ожидал увидеть в Улан-Удэ такой завод. С которого, между прочим, столица Бурятии начиналась, да и сейчас около него 70 тысяч человек кормится. И потенциал для развития далеко не исчерпан.

— Градообразующее предприятие?

- Основное градообразующее предприятие. Мы спасли и подняли на ноги авиационный завод, выпускающий МиГ-27 и сверхзвуковые машины. Раньше он Ан-24 делал, ремонтировал вертолеты. Но нам хотелось большего. Над нами смеялись, мол, буряты захотели еще самолеты строить. Но мы доказали, что нам это по силам. МиГ-27 освоили, СУ-25. Штурмовой комплекс СУ-39 - тоже наша машина. Душа болела за этот коллектив. Я много встречался с авиаторами, вместе искали выход. Завод изготавливал 300 вертолетов в год. Стали искать свою нишу на мировом рынке. И у нас получилось, улан-удэнские вертолеты оказались востребованы в Эквадоре, Малайзии и других странах Юго-Восточной Азии. Вместе с руководством завода я часто летаю туда для подписания договоров. Конечно, автограф на официальном бланке ставит директор завода, но я стою рядышком — для политической и организационной поддержки.

— Кстати, посол Канады, которого мы недавно принимали в редакции, с восторгом отзывался о наших Ми-26 в арктическом варианте, широко используемых в Стране кленового листа, на их "северах", в тундровых районах. По его словам, у этого вертолета нет никаких конкурентов. Берет 20 тонн груза, а ближайший по рейтингу аппарат такого же класса поднимает только 10 тонн.

- Мы выпускаем Ми-8 и Ми-171, все модификации на базе этих машин. Завод приватизирован, но контрольный пакет акций остался у государства, Мы спасли Селенгинский целлюлозно-картонный комбинат. Он сейчас, как я упоминал, работает по замкнутому водообороту. А сколько нападок на него было!

— Вы, Леонид Васильевич, одновременно и прагматик, и романтик промышленности. Наверное, есть несбывшиеся мечты?

- А как же! Вот такой мечтой остался для меня моторостроительный завод, инициатором размещения которого в Бурятии был я. Площадку для него выбрал еще министр обороны СССР Дмитрий Устинов. На 25 тысяч работающих! Он уже, можно сказать, родился, полторы тысячи человек в штате было. Перестройка его задушила. Но ТЭЦ мы успели построить...

— Значит, у вас избыток тепловой энергии?

- Мощности есть. Жалко, что тот потенциал экономического роста, который создавался в прошлом, а это радиозавод, приборостроительное объединение, моторостроительный завод, рассыпался в прах. Не меньше 15 значимых предприятий было разрушено в переходный период к рынку. Не будь этого, сегодня мы имели бы совсем другую Бурятию! Наш хозяйственный комплекс не уступал бы, к примеру, новосибирскому и омскому... А нам крылья на взлете обрубили.

Не бить по голове малый бизнес

— Как дела в АПК?

- В обкомовский период работы первый секретарь меня ревниво спрашивал, кто у нас коров будет доить, если так широко с промышленностью развернемся... Теперь же и моя душа за сельское хозяйство болит. Представьте, 41 процент населения республики - селяне.

Положение сложное, особенно при нынешнем системном кризисе в России. Чтобы поднять село, необходима была другая адаптация коллективных хозяйств в рыночные условия. Делать ставку на личные подворья - несерьезно. Надежду я вижу частично в возврате к традиционной структуре животноводства. Как сформулировал один наш ученый, "овца, коза, корова, лошадь, верблюд".

— Кроме промышленности, за счет чего экономически собираетесь расти? Золото у вас вроде бы имеется?

- Золота у нас много. Поэтому поддержать ОАО "Бурятзолото" нам сам Бог велел. И вообще всю золотодобычу реально удвоить к 2010 году.

— А республике от этого какая корысть?

- До 2 миллиардов рублей в ВРП, 500 миллионов рублей налогов, рабочие места.

— Как с малым и средним бизнесом? Председатель Совета Федерации Сергей Миронов создал Совет по развитию малого и среднего предпринимательства, в который, к слову, и я вхожу. Состоялось 8 заседаний. Речь идет в основном о том, как наконец законодательно поддержать эти формы бизнеса. В Японии и США они обеспечивают до 60—70 процентов роста ВВП. В России порядка 12—15 процентов. В Соединенных Штатах большинство МП используют инновационные технологии. Поскольку для малого бизнеса налоги поменьше, у нас возникла интересная тенденция. Берут знаменитый Ижорский завод в Питере и делят на 50—60 малых предприятий. На десятки МП разбит и Ульяновский авиационный завод. Директора решают свои финансовые проблемы, улучшается статистика... Но суть в том, что малый бизнес естественным путем развивается слабо.

- Мы начинаем крепко помогать малому бизнесу. Я сейчас объезжаю малые предприятия, которые как грибы растут там, где есть условия. Им нужна поддержка и на уровне государства. А пока мы продумали систему в рамках республики.

Есть потенциал роста

— Слышал, что на основе программы социально-экономического развития республики ежегодно принимаются планы действий правительства. Надо понимать, что это осознанный элемент плановости?

- Тема требует отдельного разговора. Если тезисно, то я стратегической ошибкой считаю разрушение системы планирования. Ее в свое время довели до абсурда, планируя производство от прищепок до самолета. Поэтому следовало выбросить вздорные моменты, но суть сохранить. И не лгать, что в странах Запада все отдано на откуп рынку. Крупные транснациональные корпорации развиваются по стратегическим планам с перспективой на 50 лет с учетом смены технологических укладов и т. п. Считаю, отсутствие долгосрочной стратегии всегда тормозит развитие. Все эти "дракончики" ЮВА: и Тайвань, и Южная Корея (Япония - особый разговор) - поднимались за счет рыночной экономики, используя индикативное планирование на 10,15, 20 лет.

— Какие точки роста имеет экономика республики?

- В первую очередь минерально-сырьевой комплекс.

— А как, Леонид Васильевич, относитесь к законопроекту о недрах, вызывающему неоднозначную реакцию регионов?

- Думаю, что основные полезные ископаемые должны находиться все-таки в руках государства. Иностранцы могут иметь к нашим недрам доступ, естественно, в рамках закона. Но месторождения нужно осваивать. С мелкими месторождениями проблем нет. Например, добыча россыпного золота: пришла артель, намыла 50 килограммов, сдала государству — ну и живи. Для освоения крупных месторождений необходимы инвестиции.

Однако вернемся к потенциалу развития республики.

Вторая точка роста - машиностроение и металлообработка, третья - лесная промышленность, лесозаготовка, деревообработка. Четвертая, потенциальная, - туризм. Таких уникальных комплексов, как Байкал, в мире больше нигде нет. Пока им любуются только россияне, но недалеко время, когда сюда будут съезжаться со всей планеты. Приборостроение скорее всего погибнет (советское авиаприборостроение было одно из лучших в мире), но на базе нашего локомотивовагоноремонтного завода, с узлами транспортного машиностроения, реально развернуть электроприборостроение. Есть задел по приборам теплового контроля и регулирования. Ну и судостроение, правда, с меньшим размахом, чем когда-то намечалось.

— Президент поставил задачу удвоения ВВП к 2010 году. Справитесь с ней в масштабе республики?

- Мы для себя такую цель наметили еще пять лет назад. Более того, пересмотрели свои ориентиры и намерены к 2015 году уравнять ВРП на жителя с ВВП России в среднедушевом измерении. Сегодня главная задача - не сорваться в экономике. У нас удачной выдалась предшествующая трехлетка, когда Бурятия хорошо росла, сокращая разрыв от средних показателей по стране. Понятно, что с учетом нашего отставания бурятское ускорение должно опережать средне-российское. Эта идеология заложена в программу развития республики.

«Российская Федерация сегодня», № 14, июль 2005 г.