Журналист, редактор Евгения Балтатарова и редактор сайта министерства культуры Бурятии Туяна Зондуева в программе «Мнение» радиостанции «Эхо Москвы» комментируют заявление Хамбо Ламы Дамбы Аюшеева о выпуске части тиража газеты «Буряад Унэн» на кяхтинском, селенгинском, джидинском и баргузинском языках, коллективное обращение ведущих бурятских учёных по этому поводу, переписку в социальных сетях режиссёра Баира Дышенова и главы Бурятии Алексея Цыденова по поводу бурятской культуры, искусства и языка, и другие темы.

Евгения Балтатарова прокомментировала заявление Хамбо Ламы Дамбы Аюшеева о выпуске части тиража газеты «Буряад Унэн» на кяхтинском, селенгинском, джидинском и баргузинском языках: «Наверное, надо определиться с тем, что кяхтинского и селенгинского языков не существует - это речь или диалект. Чтобы язык стал языком, нужно очень много чего – алфавит, синтаксис, грамматика, и так далее. Желание Хамбо-Ламы понятно – он хочет, чтобы кроме литературного языка, основанного на хоринском диалекте, существовали и другие. Я недавно прочитала очень интересное мнение об исчезающих языках зарубежного филолога (не помню его фамилию). Он говорит о том, что, в принципе, любое движение в сторону сохранения исчезающих языков завязано на некоем сентиментальном отношении - сохранить что-то из детства. В эволюционном плане невозможно сохранить язык, исчезающий под натиском более крупного, более удобного и универсального языка. Допустим, в России это русский язык, в мире - это английский язык. Единственный способ сохранить язык – сохранить его в письменных памятниках, в материалах, в работе учёных, и так далее. Хамбо-Лама хочет сохранить разнообразие языка - это всё понятно, и я не могу его осуждать - он заставляет власть обращать на это внимание».

Туяна Зондуева считает, что для начала нужно разобраться с терминологией: «В Монголии, например, считают, что бурятский язык - это диалект монгольского языка. Хамбо-Лама сказал - мы специально говорим «язык», а не «диалект», чтобы не унижать людей, потому что для человека его родной диалект - это его язык. Но сама суть от этого не меняется – действительно, надо поддерживать диалекты, потому что на них мы говорим в семье, на них мы растём, с нами мама говорит на диалекте. В воскресенье я была на открытии Хилгантуйского дацана в Кяхтинском районе - туда уже привезли часть экземпляров газеты на кяхтинском диалекте».

По мнению Евгении Балтатаровой, языку больше всего угрожает отсутствие его изучения: «Уже моё поколение, и я даже не говорю про людей, которые на 20 лет моложе, перестали изучать язык. Я состою в одном из деревенских Viber-чатов, читаю и понимаю, что там написано по-бурятски. А моя мама, которая училась в школе с преподаванием на бурятском языке, говорит, что всё неправильно – люди в чате пишут, как слышат.Получается, что с соцсетями и мессенджерами мы переходим к вульгаризации языка – работу необходимо проводить именно там. Проблема сейчас не в диалектах, а в грамотности. Диалекты пусть существуют, пусть у них будут свои записные формы, пусть проходят конкурсы – разнообразие только приветствуется, но не в ущерб ядру (литературному языку – ред.). А самое страшное не то, что бурятский язык не изучают в школах, а то, что на литературном языке нет современных произведений - последние крупные произведения все были написаны в Советском Союзе».

Туяна Зондуева ответила на вопрос о коллективном обращение ведущих бурятских учёных, вставших на защиту литературного языка: «На литературный язык никто не покушается - от того, что выходит «Нютаг Хэлэн» ему хуже не станет, наоборот литературный язык обогатится – в этом смысле Хамбо-Лама прав. У нас «Буряад ФМ» работает уже три года, каждый день вещая на разных диалектах - это очень хорошо, я знаю очень многих людей, которые слушают свой родной диалект. Один из вариантов, который бы устроил всех - выпускать районные газеты на своих диалектах. Кстати, в южных районах республики Буряад Унэн» никогда не пользовалась особой популярностью - есть статистика с советских времён - в Кяхте и Джидинском районе читать газету на литературном языке народу было очень тяжело».

Евгения Балтатарова привела данные Всероссийской переписи населения: «В 2002 году количество носителей бурятского языка составляло примерно 360 тысяч человек, а в 2010 году - уже на 150 тысяч человек меньше. То есть, за восемь лет мы просели на сорок процентов – такого падения не было ни в одном национальном регионе - ни в Калмыкии, ни в Якутии. Конечно, у них у всех идёт, по данным переписи, отрицательный рост - положительный рост идёт только в Чечне, в Татарстане, и других мусульманских регионах, где очень много над этим работают. А про наше катастрофическое падение почему-то никто не говорит - важно заметить, что с 2002 по 2010 годы бурятский язык преподавался в школах, он был условно обязательным. Давайте будем честны друг с другом – всё, что сейчас происходит – конкурсы, кружки в детских садах, в начальной школе – это всё полезно и правильно, это помогает языку. Научные конференции помогают сохранению языка, но перестаньте требовать от людей невозможного. Сангха говорит: «Ты не бурят, если не знаешь бурятского языка» - тем самым вы просто сокращаете количество бурят! Мы не можем позволить себе такую роскошь, потому что бурят мало. Я давно предлагаю - давайте не будем считать бурятский язык последней инстанцией в определении - бурят ты или не бурят. Есть метисы - они такие же носители культуры, как чистокровные буряты, есть русские, которые говорят на бурятском, у них жёны и мужья буряты».

Туяна Зондуева привела статистические данные: «У нас изучают бурятский язык, как родной, и как иностранный – точнее это называется, как государственный. Как родной язык, бурятский изучается только в 98-ми школах, его в них учат 9 187 детей. А как государственный, бурятский язык изучается в 243-х школах – здесь его учат 59 560 детей. Всего у нас 467 школ, из них в 243-х школах бурятский язык не преподаётся. Кроме того, в 2018 году появился закон о родном языке - если мы с вами запишем, что для наших детей родным языком является русский, то преподаватели обязаны русский язык изучать больше. Проблема в том, что сейчас многие буряты пишут - родной язык для него русский».

Евгения Балтатарова прокомментировала дискуссию Баира Дышенова и Алексея Цыденова: «Проблема Цыденова в том, что говоря о достижениях и результатах (в сфере развития бурятской культуры и языка – ред.), он не говорит о том, к чему мы должны подойти в этом плане. Где та цель, к которой мы должны прийти? Сто процентов должны говорить на бурятском языке или у нас должна быть тысяча домов культуры? Какие-то индикаторы в этом плане должны существовать, а их нет ни у Дышенова, ни у Цыденова. Недовольство, которое выразил Дышенов, идёт от того, что буряты начали самоидентифицироваться в Улан-Удэ - идёт отток население из районов, люди приезжают сюда и несут свою культуру, свои традиции и видение – идёт сплочение нации. С этим нужно работать, процесс самоидентификации нужно контролировать, пускать в нужное русло и удовлетворять запросы населения».

Туяна Зондуева также ответила на вопрос о дискуссии кинорежиссёра и главы Бурятии: «Я надеюсь, что письмо Баира Николаевича Дышенова случайно совпало с тем, что сейчас у нас происходит политическая турбулентность. Да, он проиграл конкурс на министра культуры, но в то же время он получил на своё кино пять миллионов от министерства. Ответ главы республики был корректный с точки зрения того, что он технократ, и там он рассказывает о социологических исследованиях по владению бурятским языком, чтобы знать, откуда плясать. Кстати, в нацпроекте «Культура» есть вполне конкретные индикаторы – сколько должно быть отремонтировано домов культуры и сколько появиться автоклубов».

По словам Туяны Зондуевой, она совершенно не понимает, почему смеются над тем, что глава говорит, что он метис: «Нельзя же сказать, что я бурят, и отказаться от русской мамы, например, или, наоборот, сказать - я русский, и отказаться от бурятского отца. Он глава республики, он не глава бурятского народа, он глава всех людей всех национальностей, которые живут в этой республике».